Нет сил приняться за работу. Работа стоит. Четыре, нет, даже пять, если честно. Два дня убиты впустую, потрачены совершенно напрасно.
Лежу, температурю и кашляю.
Причем, я даже знаю, что меня так подкосило и лишило жизненных сил.
Две недели назад на меня напала злобная простуда.
Неделю мне удалось провести дома.
А потом мне позвонили и сказали, что три книги надо сдать немедленно. Ну, как минимум, две. В четверг, самый-самый край - девять утра пятницы. Начальство рвет и мечет. В отделе все болеют, вплоть до гриппующего начальника. Картинки ретушировать-рисовать некому.
Ну, вообще-то здоровье ко мне не вернулось. Температура, кашель-насморк и ломота во всем теле как были, так и остались. И горло будто наждачкой натертое. Но раз такое дело. Короче, в понедельник я выхожу и сижу до десяти. Во вторник не прихожу в офис, но дома до трех утра переделываю картинки. В среду прихожу к десяти, ухожу в десять - двенадцать часов на работе. В четверг приходится кое-где переписывать текст. Мне приходится. Хотя редактор у книжки есть, и это вовсе не я. К вечеру у меня полностью готовы и запринтованы две книги, а третья нет - застряла у корректора. Ну, ладно, думаю, хоть две сданы в производственный. В пятницу утром ни фига отправлено не было. Ну, думаю, ждут третью книгу. В одиннадцать и она была готова. Однако в производственном нарезали сыр и колбасу, раскладывали по тарелкам блины и совершенно ничего и никуда не собирались отправлять.
Какого, спрашивается *********************, меня надо было вынимать с койки? Для чего мне пришлось травиться аспирином (потому что только он мгновенно ставит меня на ноги; только не надолго)? К чему понадобились эти сидения в ночи, раз все равно ничего и никуда?
Мне так обидно, просто не передать.
Лежу, температурю и кашляю.
Причем, я даже знаю, что меня так подкосило и лишило жизненных сил.
Две недели назад на меня напала злобная простуда.
Неделю мне удалось провести дома.
А потом мне позвонили и сказали, что три книги надо сдать немедленно. Ну, как минимум, две. В четверг, самый-самый край - девять утра пятницы. Начальство рвет и мечет. В отделе все болеют, вплоть до гриппующего начальника. Картинки ретушировать-рисовать некому.
Ну, вообще-то здоровье ко мне не вернулось. Температура, кашель-насморк и ломота во всем теле как были, так и остались. И горло будто наждачкой натертое. Но раз такое дело. Короче, в понедельник я выхожу и сижу до десяти. Во вторник не прихожу в офис, но дома до трех утра переделываю картинки. В среду прихожу к десяти, ухожу в десять - двенадцать часов на работе. В четверг приходится кое-где переписывать текст. Мне приходится. Хотя редактор у книжки есть, и это вовсе не я. К вечеру у меня полностью готовы и запринтованы две книги, а третья нет - застряла у корректора. Ну, ладно, думаю, хоть две сданы в производственный. В пятницу утром ни фига отправлено не было. Ну, думаю, ждут третью книгу. В одиннадцать и она была готова. Однако в производственном нарезали сыр и колбасу, раскладывали по тарелкам блины и совершенно ничего и никуда не собирались отправлять.
Какого, спрашивается *********************, меня надо было вынимать с койки? Для чего мне пришлось травиться аспирином (потому что только он мгновенно ставит меня на ноги; только не надолго)? К чему понадобились эти сидения в ночи, раз все равно ничего и никуда?
Мне так обидно, просто не передать.
Поболейте уже всласть, и выздоравливайте поскорее.
Катри
Мне, что характерно, уже в среду еще одну большущую-срочнющую книжищу дали
Люблю свою работу.
eonen
что, тоже мучают?
Ужасно удивлялись, что "на этой неделе я не буду ей заниматься".
Экий ты, однако ж, несознательный работник!
лоботряс, что тут скажешь
черт, ужасно обидно.
Естественно, с чего бы чему-нибудь перемениться?
eonen
Я для себя постоянно так решаю: "Все, хватит!", а потом опять срываюсь и работаю, работаю, работаю, работаю...