вот такая фантастика мне по душе

[Resurrection]

Свеча горела

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.
- Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет - костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.
- Д-даю уроки, - запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. - Н-на дому. Вас интересует литература?
- Интересует, - кивнул собеседник. - Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.
"Задаром!" - едва не вырвалось у Андрея Петровича.
- Оплата почасовая, - заставил себя выговорить он. - По договорённости. Когда бы вы хотели начать?
- Я, собственно... - собеседник замялся.
- Первое занятие бесплатно, - поспешно добавил Андрей Петрович. - Если вам не понравится, то...
- Давайте завтра, - решительно сказал Максим. - В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.
- Устроит, - обрадовался Андрей Петрович. - Записывайте адрес.
- Говорите, я запомню.

***

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.
- Вы слишком узкий специалист, - сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. - Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники - вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век... Как вы полагаете?
Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд.
Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.
Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем... Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом - затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский - две недели. Бунин - полторы.
В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг - самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак... Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.
"Если этот парень, Максим, - беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, - если он... Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду".
Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.
***
Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.
- Проходите, - засуетился Андрей Петрович. - Присаживайтесь. Вот, собственно... С чего бы вы хотели начать?
Максим помялся, осторожно уселся на край стула.
- С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.
- Да-да, естественно, - закивал Андрей Петрович. - Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.
- Нигде? - спросил Максим тихо.
- Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия - в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты... - Андрей Петрович махнул рукой. - Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?
- Да, продолжайте, пожалуйста.
- В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал - стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем - люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше - за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.
Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.
- Мне нелегко об этом говорить, - сказал он наконец. - Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете... Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!
- Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.
- У вас есть дети?
- Да, - Максим замялся. - Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?
- Да, - сказал Андрей Петрович твёрдо. - Научу.
Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.
- Пастернак, - сказал он торжественно. - Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела...
***
- Вы придёте завтра, Максим? - стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.
- Непременно. Только вот... Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, - Максим обвёл глазами помещение, - могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?
Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.
- Конечно, Максим, - сказал он. - Спасибо. Жду вас завтра.
***
- Литература это не только о чём написано, - говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. - Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.
Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.
- Пушкин, - говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.
"Таврида", "Анчар", "Евгений Онегин".
Лермонтов "Мцыри".
Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий...
Максим слушал.
- Не устали? - спрашивал Андрей Петрович.
- Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

***

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.
Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн.
Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков.
Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый.
Классика, беллетристика, фантастика, детектив.
Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

***

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил.
К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.
- Номер отключён от обслуживания, - поведал механический голос.
Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?
Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.
- А, Петрович! - приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. - Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
- В каком смысле стыжусь? - оторопел Андрей Петрович.
- Ну, что этого, твоего, - Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. - Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.
- Вы о чём? - у Андрея Петровича похолодело внутри. - С какой публикой?
- Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.
- С кем с ними-то? - взмолился Андрей Петрович. - О чём вы вообще говорите?
- Ты что ж, в самом деле не знаешь? - всполошился Нефёдов. - Новости посмотри, об этом повсюду трубят.
Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей.
Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.
"Уличён хозяевами, - с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, - в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения... По факту утилизирован.... Общественность обеспокоена проявлением... Выпускающая фирма готова понести... Специально созданный комитет постановил...".
Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.
Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.
Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.
Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.
- Вы даёте уроки литературы? - глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
- Что? - Андрей Петрович опешил. - Вы кто?
- Я Павлик, - сделал шаг вперёд мальчик. - Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
- От... От кого?!
- От Макса, - упрямо повторил мальчик. - Он велел передать. Перед тем, как он... как его...
- Мело, мело по всей земле во все пределы! - звонко выкрикнула вдруг девочка.
Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.
- Ты шутишь? - тихо, едва слышно выговорил он.
- Свеча горела на столе, свеча горела, - твёрдо произнёс мальчик. - Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?
Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.
- Боже мой, - сказал он. - Входите. Входите, дети.

Майк Гелприн
взято отсюда

@темы: книги, ссылки

Comments

Прекрасно!
Можно, я перепощу?

[Sherlock]

что-то у меня даже слов нет...
очень пробрало...

[Марайена]

Я все еще покупаю печатные издания.
Мне нравятся вид книги и запах типографской краски.
И да, мне такая фантастика тоже нравится.

[Galadriel]

О лол, лол, я читала этот рассказ, когда он впервые выкладывался на фантлабовском конкурсе. Особенно до глубины души меня поразил выбор стихотворения. складывается впечатление, что автор его до конца не читал.
- Сплетенье рук, сплетенье ног, - твёрдо произнёс мальчик. - Вы будете нас учить?

[Resurrection]

Galadriel, подумаешь! мне в три года Бидструпа выдали — смотри, деточка, учись. что такое "порнографическая волна" ни в шесть, ни в десять, ни в пятнадцать никто из взрослых объяснять при этом не пожелал (ну и как, занял этот рассказ там что-нибудь?)
Лоухи, конечно, можно
Sherlock, меня тоже (а еще и от зависти)
Марайена, покупаем, покупаем. но, в принципе, реальности с фантастикой тут примерно девяносто к десяти

[Galadriel]

Resurrection,
не помню, если честно. хотя это моя личная идеосинкразия на стенания по поводу гибели литературы, сразу вспоминается "да наш фандом дохнет дольше, чем ваш существует"

Galadriel,

на стенания по поводу гибели литературы, сразу вспоминается "да наш фандом дохнет дольше, чем ваш существует"

ППКС
И вообще - из замены носителей вовсе не следует, что литература отомрет. На наших же глазах бобины и пластинки сменились кассетами, кассеты сменились компакт-дисками, но люди продолжают слушать музыку.
Конечно, замена глиняных табличек на папирус, папируса на бумагу, а бумаги на электронные дивайсы происходила несколько дольше , но это всего лишь замена носителей. Когда я выбрасывала свои кассеты с альбомами Queen, у меня тоже сердце кровью обливалось )))
Но несмотря на все это (и на выбор стихотворения) рассказ очень поравился! Очень-очень ))
Редкий случай, когда вроде бы и не веришь, и все равно торкает до глубины души )))

[Resurrection]

Ну, я, видимо, сентиментальное чмо, мне и над гибелью робота Вертера довелось в детстве всплакнуть (утирает слезу).
Мне идея нравится не потому, что я прям верю-верю в гибель литературы. Это могло быть описание истории исчезновения домашних пирожков — все вокруг перешли на пиццу с доставкой. А для меня тут главный цимес в том, что некто способен рискнуть всем и отдать жизнь за идею, которая его (по большому обывательскому счету) вообще-то вроде не касается и касаться не должна.

Resurrection,

Ну, я, видимо, сентиментальное чмо, мне и над гибелью робота Вертера довелось в детстве всплакнуть (утирает слезу).

Мне тоже )))) Так что мы две такие сентиментальные чмы ))))

[Resurrection]

С выбросом кассет ты, кстати, поторопилась. Из них можно было бы наделать всяких разных дизайнерских штук.

Resurrection, в кассетах меня интересовала не форма, а содержание

[Nyctalus]

Ну... собачку робота убили, да. Плакательно и все такое.
Мысленно поменяла литературу на тригонометрию, цитату на формулу, а бездуховность на нелогичность, прикинула -- не-а, ничего не поменяется в рассказе. И как-то сразу сильно потеряла интерес к сему рассказу.

[Galadriel]

Лоухи,
я злобный старый циник, видимо, меня вообще эта тема не торкает. Потому что в глубине души я верю, что со временем по большому счету все становится лучше.

[Resurrection]

Лоухи, одно другому не мешает

Nyctalus, ну... в народе говорят "у кого что болит". Меня рассказ цепляет. В том числе, видимо, потому, что и вокруг себя, и в себе я замечаю исчезновение чего-то большого и светлого, чего мне ну вот прямо до слез жаль.

Galadriel, это называется злобный старый оптимист. Со временем все становится лучше, надо же!

[Galadriel]

Resurrection,
ок, это злобный молодой оптимист, видимо))

[Nyctalus]

Resurrection, ну вот, а я замечаю, что люди (особенно школьники и студенты) все чаще не справляются с простейшими мыслительными операциями. (( И меня это здорово пугает.
Но дело не в том. Смущает, что в рассказ можно почти любую тему подставить -- и мало что поменяется. Но если рассказ конкурсный, то понятно: расчет на всплеск эмоций у голосующих.

[Resurrection]

Galadriel, могетбыть-могетбыть...

[Resurrection]

Nyctalus, мы видим в рассказе одно и то же, но я воспринимаю это в плюс, а вы в минус. Это очень интересно. Мне как раз понравилась идея, на каком поле она реализуется, для меня не так важно. А вас, видимо, именно эта заменяемость и универсальность отталкивает. Не могу как следует ухватить, почему, вертится что-то на краю сознания... Очевидно, мне тоже мыслительные операции даются с трудом, в духе времени.

Вот я прикидываю сейчас: в "451 по Фаренгейту" литературу можно заменить на, скажем, живопись (не провожу прямых аналогий между романом Брэдбери и этим рассказом, но как затрагивается тема гибнущей литературы, так сразу банально на ум приходит, плюс, я вижу все-таки в рассказе Гелприна некий отдаленный брэдбериевский флер). Так там бы тоже мало что поменялось, становится ли плох от этого роман?

[Nyctalus]

Resurrection, ох, это печально, но у меня как-то не сложилось с Брэдбери, не люблю я его. И до "451 по Фаренгейту" так и не добралась. Так что не берусь судить о романе.

А заменяемость не нравится мне вот почему. На мой взгляд, фантастический элемент должен быть вбит в основу рассказа, как свая. Чтоб вот выдернул эту детальку -- и все развалилось. Тогда понятно, зачем тут деталька, почему это написано именно в жанре фантастики, для чего огород городили.
А варианты, когда меч и магию легко заменить на космический корабль и лазер, не меняя основного сюжета, не люблю. Это какая-то наносная фантастика, то ли коммерческая, то ли конъюнктурная, то ли просто неумелая -- всяко бывает.
Но это, конечно, мой личный критерий оценки фантастики. Имхастая имха и все такое.

[Resurrection]

Так понятно, что у всех личные критерии. По-моему, практически невозможно из оценки чего-либо это личное убрать.
Но мы явно все-таки говорим о разном.
Я вижу тут вводные данные, поле игры и идею.

Galadriel смущает упоминание о гибели литературы, то есть поле, на котором рассказ "играет". Так вот, поле как раз легко заменяется: пусть это живопись или музыка (или, не к ночи будут упомянуты, пирожки) — рассказ не изменится, и фантастическая его составляющая не пошатнется. Вам, как я теперь понимаю, не нравится совсем не это.

Вы как раз стоите за эту составляющую, за вводные, которые, если заменить, то все рассыплется. Ну да, фантастика в рассказе — не основообразующая. Она текст только краешком своим задевает. (Что в нем такого есть, фантастического, из ныне не существующего? Отмершая литература и поднявшаяся до значительных высот робототехника.) Но вот я прикидываю сейчас на разные фантастические произведения (хорошие, на мой взгляд, или не очень), так из многих можно фантастику "выдернуть". Например, из "Парня из преисподней". Ну пусть это будет не параллельная вселенная или дальняя планета, а Афганистан какой-нибудь плюс что-то типа "Врачей без границ". На мой взгляд, конструкция выдержала бы. Не ухудшилась.

А для меня и вводные, и поле были тут не слишком важны, а зацепила идея. Пусть "плакательная". Отнюдь не новая и не оригинальная. Но вот меня цепляющая, что поделать.

[Nyctalus]

Resurrection, так не вопрос, по эмоциям бьет -- и даже слишком, на мысль об одноногой собачке наводит.
Но я вот слезы утерла, задумалась -- и у меня все посыпалось. Вылезли странные выверты логики (от выбора произведений до вопроса, почему "последний преподаватель" оказался школьным учителем, а не каким-нибудь исследователем-теоретиком). Всплыла заезженная тема, показались избитые-затасканные "общефантастические" фрагменты (куда ж без робота со сбитой программой?).
Ну и как-то... собственно литература тут и закончилась для меня.

[Resurrection]

Ага, понятно.
У меня просто подход несколько другой.
Если:
– начало увлекло, и до конца повествования мне удалось не "вывалится" из предлагаемого мира (что называется, читаешь на одном дыхании);
– текст пробудил какие-то чувства или натолкнул на размышления (одноногая собачка ценой последней лапы спасает от неминуемой смерти выводок котят);
– этика и поведение героев не противоречат в большинстве своем моим жизненным принципам (одноногая собачка не перегрызает второстепенным героям горло, чтобы напиться крови и поправить здоровье, хотя возможность ей такая предоставляется);
– если написано приличным языком —
то такой текст для меня хорош. Даже если я его потом, после прочтения, препарирую и вижу перечисленные вами недостатки, то это как с любимым человеком: да, ноги у него кривые и в постели храпит, но я ж все равно уже его люблю...

[Nyctalus]

Resurrection, да я тоже так, в общем. Возможно, у меня чуть иные критерии, но общая схема та же: если в целом зацепило, то фиг с ними, с кривыми ногами и храпом. Просто к этому тексту как-то сходу симпатии не возникло, оттого минусы и перевешивают плюсы.

[Resurrection]

Ну да, если сходу симпатии не возникает, то как раз все прыщи и бородавки сразу по глазам бьют и мешают проникнуться...

[Nyctalus]

Resurrection, вот-вот. ))

[Diary best]

Можно процитировать?

[Resurrection]

Пожалуйста.

[Diary best]

Ваш пост добавлен в Diary best и участвует в Конкурсе на лучшую запись месяца.

[Diary best]

Поздравляем! Ваш пост занял 3-е место в категории "Не свое" в конкурсе на лучшую запись июня 2012 года.